Игра Масимова против Тасмагамбетова закончилась 190летним сроком для Кужагалиева

В Актобе завершился судебный процесс по делу так называемой транснациональной преступной группировки, занимавшейся вывозом сырой нефти из Казахстана. По данным обвинения, члены ОПГ вывезли и продали более 13 000 тонн сырой нефти. В результате чего, помимо прямого ущерба, бюджет не досчитался более 260 миллионов тенге в виде налогов. А монопольный железнодорожный перевозчик Казахстана не получил оплату за перевозку цистерн в размере 140 миллионов тенге.

Как выяснилось, на первый взгляд обычное криминальное дело, имеет под собой политическую подоплеку. Когда в конце 2016 года сотрудники КНБ провели задержание руководства нефтеперерабатывающего завода в Актобе, среди фигурантов уголовного дела не оказалось самого главного руководителя – генерального директора НПЗ Ильяса Тасмагамбетова. Комитетчики посадили в СИЗО и возбудили уголовные дела только на соучредителей НПЗ, технических работников и менеджера. А вот гендиректор ТОО «Актобе Нефтепереработка» с известной фамилией Тасмагамбетов отделался легким испугом и фигурировал в деле лишь как свидетель.

Отдельные детали этого громкого уголовного дела время от времени просачивались в прессу, но целиком всю картину стало видно совсем недавно – после выступления в суде одного из обвиняемых, Алмаза Кужагалиева. Соучредитель НПЗ в своем последнем слове подробно рассказал о многих деталях уголовного дела. По словам Кужагалиева, сотрудники КНБ вели наблюдение за объектом почти целый год. После задержания, в декабре 2016 года, уже в следственном изоляторе, Алмаза Кужагалиева «обрабатывали» специально подготовленные люди, а также сотрудники КНБ. Комитетчики предлагали Кужагалиеву дать показания на Ильяса Тасмагамбетова, а заодно и на самого действующего посла в России Имангали Тасмагамбетова. В случае дачи нужных показаний Кужагалиеву обещали свободу, в случае отказа угрожали посадить на длительный срок. Комитетчики также обещали создать проблемы сыновьям и членам семью Алмаза Кужагалиева. Не смотря на угрозы, Кужагалиев решил не давать показания ни на племянника, ни на самого Имангали Тасмагамбетова. Более того, Кужагалиев полностью отказался признать свою вину в совершении преступления.

В результате такого непредвиденного упрямства главного обвиняемого, ведомство Карима Масимова оказалось перед фактом полного фиаско. Дело, которым на протяжении трех лет занимались десятки, если не сотни комитетчиков, обещало из громкого политического превратиться в банальную уголовщину.

12 декабря решением специализированного межрайонного суда по уголовным делам Актюбинской области Алмаз Кужагалиев приговорен к 19 годам лишения свободы. Срок, прямо скажем, несоразмерно большой для таких дел. Обычно крупные воры из среды чиновников и бизнесменов получают гораздо меньшие сроки или вовсе остаются на свободе, заплатив штраф.

Кужагалиев не дал нужных Масимову показаний. Но это только пока. Времени для его обработки в стенах колонии у комитетчиков более, чем достаточно. Не исключено, что показания свои Кужагалиев все же поменяет еще до решения суда апелляционной инстанции.

При тенденции усиления Кулибаев-Масимов, сегодня этот клан является самым мощным в Казахстане. У них в руках силовики и огромные финансовые возможности, а также связи и влияние в руководстве страны и за ее пределами.

Имангали Тасмагамбетова, как одного из вероятных кандидатов на пост президента Казахстана и конкурента Кулибаева-Масимова, им пока удалось нейтрализовать, убрать со всех значимых постов и отправить послом в Россию. Но на этом они не успокоились. Карим Масимов напрямую используя свои возможности руководителя главной спецслужбы Назарбаева, пытается окончательно закопать Имангали Тасмагамбетова. Задача. На первый взгляд, простая – сначала привязать к уголовному делу племянника, а через него подвесить и самого Имангали Тасмагамбетова.

Однако людской фактор может принести неприятные сюрпризы и сломать даже самые гениальные схемы. Вот и на этот раз из-за упрямства Алмаза Кужагалиева все ведомство Карима Масимова вынуждено придумывать новые планы и новые схемы по нейтрализации конкурента Имангали Тасмагамбетова.

Впрочем, пусть пауки дерутся – все они одного поля ягоды, догие годы служили и прислуживали диктатору и ничем другим не отметились…

«Сырое» дело: Последнее слово Алмаза PR

Последнее слово подсудимого Кужагалиева Алмаза Урынбасаровича, соучредителя и директора по маркетингу и логистике ТОО «Актобе Нефтепереработка»

07 декабря 2016 года весь Казахстан, да и весь мир через интернет смотрел операцию КНБ на НПЗ «Актобе Нефтепереработка», направленную на борьбу с хищениями нефти ОПГ. Однако, ни в день операции, ни за два года следствия ни одной тонны похищенной нефти обнаружено не было, не был обнаружен хотя бы один свидетель, показавший, что НПЗ принимал ворованную нефть, не были обнаружены даже следы каких-либо хищений.

07 декабря 2016 года – что это было?

07 декабря 2016 года весь Казахстан, да и весь мир через интернет смотрел операцию КНБ на НПЗ «Актобе Нефтепереработка», направленную на борьбу с хищениями нефти ОПГ. Однако, ни в день операции, ни за два года следствия ни одной тонны похищенной нефти обнаружено не было, не был обнаружен хотя бы один свидетель, показавший, что НПЗ принимал ворованную нефть, не были обнаружены даже следы каких-либо хищений.

Что это было? Демонстрация некомпетентности КНБ? Ведь наблюдение за НПЗ  по материалам дела велось с 01 ноября 2016  года, а за Кужагалиевым – весь 2016 год.

Что помешало правоохранительным органам пресечь преступление, если оно имело место, взяв преступников «с поличным». Наверное, спешка – привязка операции к конкретной дате, а именно к 60 – летнему юбилею известного политика, фамилия которого совпадает с фамилией генерального директора ТОО «Актобе Нефтепереработка».

10 января 2017 года, перед первым допросом, руководитель МСОГ (межведомственная следственно-оперативная группа) захотел побеседовать со мной наедине. В основном монолог сводился к бесполезности сопротивления и включая две ключевые, очень важные фразы:

«У нас все на контроле, вплоть до приговора суда …»

«Человек в Астане Вам не поможет».

С одной стороны, эти слова подтвердили мои опасения, что все это дело – политическая провокация в отношении фамилии генерального директора, с другой стороны – подтвердили правильность моего решения направить удар «исполнителей провокации» на себя.

Почему именно я попал в СИЗО?

Решение направить удар «правоохранителей» на себя было осознанным, и как показали последующие события, правильным.

После задержания Сергея Кунцевича в интернете были опубликованы выдержки из пресс-релиза суда №2 г. Актобе, где прямым текстом утверждалось, что (якобы) Кунцевич уговорил руководство ТОО «Актобе Нефтепереработка» на совместное совершение преступления.

Слово руководство в пресс-релизе почему-то не расшифровывалось, хотя руководило Правление, состоящее из 4-х человек. Я был самым старшим, и именно я в основном контактировал с Сергеем. Логичным было бы мое задержание одновременно с Сергеем. Но меня не только не задержали, но после 07 декабря куда-то исчезла открытая слежка. Однако, появилось движение в заброшенном доме, напротив, окна которого смотрят на наш двор.

Если внимательно почитать материалы, опубликованные в интернете по факту задержания Сергея в декабре 2016 года, то можно сделать очевидный вывод, что руководству ТОО «Актобе Нефтепереработка» также будут предъявлены обвинения в участии в ОПГ с целью хищения нефти, в поддержке каких-то «салафитов».

То, что кого-то из Правления или все Правление должны были задержать, было настолько очевидным, что в ночь  13 на 14 декабря 2016 года, я долго не мог заснуть, рассматривая в уме различные варианты развития событий.

А вариантов или сценариев было всего три:

А) В СИЗО помещают все Правление;

Б) В СИЗО помещают генерального директора;

В) В СИЗО попадаю я.

Первые два варианта были очень плохими – генеральному директору было всего 24 или 25 лет. Смог бы он выдержать давление в камере?

Смог бы я выдержать это в его возрасте, даже будучи воспитанным родителями, прошедшими войну и комсомол? На примере Утениязова мы видим, что следствию хватило двух месяцев его содержания в СИЗО, чтобы он признал преступление, которого не совершал, и которого не было.

Я понимал, что наблюдение за мной продолжается, только оно стало невидимым, что прослушивается телефон, машина, дом и офис.

Утром 14 декабря я стал прямо под окнами соседнего дома сжигать старую рекламу и карточки, закапывать пепел в огороде, в общественных местах под видеокамерами выбрасывать предварительно разбитые старые телефоны.

После, этого я вылетел в Актобе, сказав семье, что возможно вернусь обратно, не скоро, взяв теплое белье и шерстяные носки. Мне казалось, что меня, как и Сергея, должны задержать по прилету в Актобе.

Но я пробыл в Актобе до Нового года. На допросы таскали всех работников завода, … кроме членов Правления компании, руководства компании, в том числе и меня. Это видно по материалам дела.

Было, похоже, что следствие пытается «накопать» компромат на все руководство завода, т.е. разрабатывает первое сценарий. Тогда я сделал «ход конем»: при разговорах с партнерами, положив рядом свой телефон, я вставлял фразу: «если на НПЗ произошло что-то криминальное, то я возьму на себя …».

Мне казалось, что это должно было сработать – и это сработало. Я был задержан 10 января 2017 года. ТО, что сработала именно эта фраза, я понял уже в камерах СИЗО. В течение первого месяца в СИЗО, в разных камерах, кто-нибудь из сокамерников аккуратно, как бы невзначай напоминал мне, что «кто обещал загрузиться». На что я обычно отвечал: «там была фраза», если что-то криминальное было».

Мое задержание, а Сергей из Правления завода общался в основном со мной, означало для меня, что остальное руководство завода, теперь в относительной безопасности.

Почему только в относительной? Потому что характер вменяемого преступления предполагает, что его можно совершить только всем коллективом НПЗ, в сговоре с недропользователями, транспортниками, органами государственных доходов, Министерством Энергетики, … или его не было.

Я знал, что я не совершал преступление, я был в СИЗО один (из работников НПЗ) и мне было относительно просто защищаться. Доказательство тому-то, что дело никак не могло попасть в суд, пока я был один.

3.Торг в камере.

Здесь я хотел бы донести суду в какой атмосфере проходило следствие. Её можно охарактеризовать одной фразой: «Мы знаем, что преступления не было, но нам очень нужно».

Как видно из материалов дела, после первого, формального допроса при задержании, меня больше не допрашивали, не было ни одной очной ставки, хотя мне вменяли преступление в составе ОПГ, ни одно моё ходатайство по проведению экспертиз и исследований не было удовлетворено, ни один вопрос экспертам следствия не был поставлен. То есть ни одного следственного действия с моим участием не было. По материалам дела может показаться, что 1,5 года предварительного следствия я просто отдыхал в камере СИЗО.

Но это не так. Следователи работали со мною 24 часа в сутки, в основном в камере, иногда вывозя в КНБ без адвокатов.

Это следствие в камере я разделил бы на три этапа:

1-ый: с 12 января  по 02 апреля 2017 года;

2-ый: с 03 апреля по 07 декабря 2017 года;

3-ый: с 08 декабря 2017 года по сегодняшний день.

1-ый этап – можно назвать этапом «угроз и надежд».

Приведу один такой пример: вечером 13 января сокамерник, который якобы всю жизнь провел в тюрьмах, рассказывает молодым сидельцам о возможностях КНБ, о том, что КНБ может доставить человека из Лондона, усыпленного в гробу, оформленном дипломатической почтой Посольства Казахстана, если его родственник будет неправильно вести себя с КНБ. В тот момент два моих сына учились в университетах Лондона. Я все это тоже слушаю.

Через два дня меня вывозят в КНБ, сажают на несколько часов в комнату с сотрудниками МСОГ, якобы ждем моего адвоката. Периодически в комнату заходит один из старших сотрудников МСОГ и громко спрашивает у сидящих в помещении: «Ну, что привезли этих студентов? …». Сложно передать мои эмоции.

В январе 2017 года двое сотрудников КНБ вывели меня из камеры в помещение, которое я называю «комната съемок» и пытались объяснить мне, что «система запущена», ко мне будут пробовать весь УК, вплоть до измены родине. В этот день впервые было озвучено, что нужен не я, а «большая рыба».

Кажется 05 февраля 2017 года, меня переводят в 4-х местную камеру. В ней оказываюсь с тремя Сергеями, которые якобы, тоже всю жизнь провели в тюрьмах. Представляете в Казахстане, в Актобе в одной камере три Сергея и я. С этого момента со мною всегда находилась вахта из трех персонажей: агрессивного, нейтрального и «доброго».

Разговаривал со мною, как правило, «добрый» персонаж. «Добряк» из этой вахты, как человек не раз осужденный, советовал мне не надеяться на суд, а договориться со следствием, воспользоваться статьей 65 «деятельное раскаяние», разоблачив «большую рыбу». Чтобы я всерьез воспринял его слова, он привел следующий аргумент: «о твоем задержании нигде не сообщалось, дома у тебя лежит паспорт с английской визой. Деятельное раскаяние – и через сутки будешь в Лондоне. И действительно, о своем задержании я сам сообщил в газете «Время», только в июне 2018 года, и действительно должен лежать паспорт с 5 – летней британской визой.

В тоже время, в эти первые 2-3 месяца я очень хотел помочь следователям разобраться в нюансах нефтепереработки. Не могу сказать какие они юристы, но после первой беседы без адвоката мне показалось, что у них сильный провал в программе физики, математики, химии старших классов школы. Поэтому я потратил много часов, разъясняя им противоречия выводов их экспертов с законами физики. Конечно, эти консультации проходили без адвокатов.

В марте 2017 года «агрессивный» из этой вахты произнес в камере слова: «если кто будет сильно упираться, то вместо ОПГ он получит ТПГ (транснациональная организованная группа). В камере только мне вменялась ОПГ.

В апреле 2017 года что-то произошло или в МСОГ, или в Астане, и отношение ко мне изменилось, но не обвинение.

02 апреля 2017 года начался второй этап «следствия в камере». Я назвал бы его «кнут и пряник».

«Добряк» из этой вахты, через несколько дней пребывания в камере, дал понять, что пришел в камеру не случайно, он привел детали одной свадьбы, очень скромной, на 20-25 гостей, которая состоялась вдали от Казахстана 5-6 лет назад. Так как это было семейное торжество очень близкого соратника Президента, работавшего в Европе, эта свадьба никогда не афишировалась в Казахстане, и житель Актобе не мог знать детали моего участия в ней.

У нас с этим «добрым» сокамерником получился относительно откровенный разговор, из которого я вынес следующее:

— всем уже ясно, что вменяемого преступления не было;

— но выпустить меня они не могут по двум причинам:

1) один из следователей успел отчитаться о раскрытии преступления, и получил звездочку за это;

2) второй, возможно, взял у кого-то взятку за мою посадку (озвучивалась цифра в 50 000 $) и уже потратил.

Дело дошло до того, что мы уже вместе стали думать о выходе из создавшейся ситуации.

Я рассказал «доброму» сокамернику об уникальности нефти «Жана Макат», о идее производства экологически чистого судового топлива из нее. О том, что эта идея может принести сотни миллионов долларов, а при поддержке государства и миллиарды долларов, в том числе в виде налогов и пошлин.

Я предложил ему донести это до руководства КНБ, чтобы оно взяло под опеку этот проект, довело его идею до руководства страны. При этом намекнул, что в случае успеха проекта – работа в нем была бы неплохим подспорьем, для уходящих в отставку офицеров КНБ.

Почти 3 месяца, до конца сентября сокамерник почти ежедневно куда-то уходил – возможно, обсуждал идею с кем-то. Но в конце сентября он объявил, что все упирается в следователя МСОГ, который блокирует любую информацию от меня в адрес руководства КНБ.

Он посоветовал написать письмо руководству страну напрямую из СИЗО.  Три недели мы его составляли – я писал, «добрый» сокамерник редактировал. В середине октября я отдал дежурному офицеру текст в 4 адреса: Президенту, Премьеру, Министру Энергетики и АО «Каз Транс Ойл».

Роль «агрессивного» в этой вахте исполнял некий «футбольный функционер». Его советы подписать процессуальное соглашение о признании вины в какой-то момент начали приобретать очень опасные формы, и моему адвокату Досанову Е. пришлось писать официальное ходатайство об обеспечении моей безопасности.

У «нейтрального» персонажа в этой вахте мы всей камерой назвали «молчуном» была только одна задача: каждый час он включал новости «Авторадио» в основном новости были о несчастных случаях: пожарах, наводнениях, автокатастрофах, жертвами которых становились матери с детьми. При этом никакой рекламы – на что существовало это радио?

В день ухода, 07 декабря 2017 года, старший этой вахты сказал: «Семью трогать не будем, будем мочить тебя. Но я рядовой, не все зависит от рядового». Последующие события показали, что он был откровенен, а заверения или обещания в камере ничего не стоят.

Третий этап «следствия в камере» с 07 декабря 2017 года по сегодняшний день я назвал бы «агонией следствия».

С сентября по декабрь 2017 года следствие всеми способами затягивает ознакомление с материалами дела. Как мы теперь знаем из материалов дела, для того, чтобы продолжать расследование без санкции Генеральной Прокуратуры, что запрещено законом.

В начале декабря сокамерники открыто говорят: «… нет, так мы в суд не пойдем: статья 197 – это преступление против собственности, но ни у кого ничего не пропало, нет потерпевшего, нет ущерба – такое дело суд не примет. Теперь из-за пары идиотов придется пачкаться всем!»— это почти дословно, там конечно были и нецензурные выражения.

Вахта третьего этапа «следствия в камере» сильно отличалась от предыдущих этапов: а) – отсутствием интеллекта, б) – уверенностью, что им подконтрольна судебная система Казахстана.

Основной аргумент был следующий: — «Мы тебе подберем такого судью, на которого уже есть столько компромата, что он тебя по-любому осудит. Хотя бы на 2-3 года до 2020 года.

Досудебное расследование показало, что подозреваемый и его защита  «бесправны», а единственная надежда быть услышанным – это суд.

В одно утро в июне 2018 года в газете «Время» вышла статья о том, что я уже нахожусь 15 месяцев в СИЗО г.Актобе. Вечером того же дня, в 18.00 следователь Латыпов привез в СИЗО обвинительный акт, утвержденный прокурором и дело пошло в суд.

4.Почему вменяемое преступление не имело место?

Вменяемое преступление не могло иметь место, то есть не могло быть самого события преступления по множеству причин:

1.Если его совершать с учтенной нефтью, то оно заведомо получается убыточным для заказчика, то есть ТОО «Интер Ойл Экспорт».

2.Если его совершать с неучтенной нефтью, то в нем должны участвовать сотни людей:

А) сообщники на месторождении;

Б) сообщники среди перевозчиков;

В) охрана завода – должна запускать «левые машины» с нефтью;

Г) операторы – должны имитировать переработку;

Д) лаборанты – имитировать анализы и выдавать «левые» паспорта качества;

Е) технолог – должен выдавать «левые» распоряжения;

Ж) бухгалтерия – должны вести двойной учет;

З) Министерство госдоходов – выпускать «левые» сопроводительные накладные на несуществующее дизтопливо – они оформляются на сайте МГД;

И) акцизный пост на НПЗ – вносить «левые» записи в журнал отгрузок дизтоплива.

К) железнодорожники – тайно вывезти исчезнувший мазут и судовое топливо, выработанные из учтенной нефти – на заводе есть только железнодорожный налив мазута.

Но мы почти всех их выслушали в суде – никто не видел неучтенной нефти, даже признавшие вину двое обвиняемых, все реально выполняли свою работу, даже эти признавшие вину.

3.В 2015 – 2016 годах воровать нефть вообще не имело смысла по нескольким причинам:

1.В 2015 году из-за курса российского рубля, сложно было реализовать даже легальные нефтепродукты, не говоря уже о нелегальной продукции.

2.В 2016 году котировки нефти упали настолько низко, что стоимость орудия преступления – нефтевоза, в сотню, раз превышала стоимость похищенных 15-20 тонн нефти, а с 2015 года введена конфискация орудий преступления. Никто не стал бы так рисковать.

5.Почему я не могу признать вину?

Признать винуво вменяемом преступлении – означает оговорить сотню людей.

Мы выслушали почти всех работников НПЗ «Актобе Нефтепереработка» начиная от оператора и заканчивая генеральным директором, мы выслушали водителей нефтевозов, поставщиков нефти. Ни один из опрошенных свидетелей не показал, где, когда, кем и как совершалось преступление, вменяемое обвиняемым.

Вместе с тем, каждыйиз опрошенных свидетелей показал, что он реально добросовестно и в рамках закона выполнял свою работу.

Двое признавшие вину (частично) обвиняемые не могут объяснить суду, как совершалось преступление. Утениязов отвечает «не знаю как», а Кушкинбаев вообще отказался отвечать на этот вопрос.

Я не мог совершить преступление из Алматы, и поэтому признавать его – означает оговорить тех, кто работал в Актобе, сотню человек.

Я не могу сделать этого как в силу ответственности  перед их семьями, перед своей семьей, по своему воспитанию, и в силу фактов, изложенных в материалах дела.

6. Почему молодое поколение не верит в суд?

На скамье подсудимых два поколения.

Мы с Сергеем выросли и воспитывались в Советском Союзе.

Мы верим в справедливость судебного решения и поэтому не пошли ни на какие-либо сделки со следствием, по крайней мере, я.

Два молодых человека, выросших в 90-е и 00-е, признали(частично) преступления которые они не могли совершить как в силу своих полномочий, так и ввиду отсутствия у них мотивов.

Почему так произошло?

И Утениязов и Кушкинбаев считают, что дело это – заказное. Возможно, здесь с ними можно будет согласиться.

Но самое важное, они считают, что исход дела предопределен, что суд –это формальность, оформляющая решение следователя.

Кто-то убил в них веру в верховенство закона?

Кто-то убил в них веру в независимость суда?

Возможно,  в их возрасте на них произвело впечатление то, что вытворяют  следователи с экспертами и образцами для экспертиз, а прокурор это не пресекает.

Хочу им сказать, что пара следователей и прокурор-это еще не вся правоохранительная система, и они не всесильны. Иначе мы не дожили бы до суда, а еще долго сидели бы в СИЗО или вообще там сгинули.

Суд, своим решением должен вернуть им веру в верховенство закона, а не следователя. Иначе, они передадут это неверие своим детям, а их у них пятеро. И Казахстан получит еще пять нигилистов.

7.Решение суда ждет вся страна.

Суд должен принять важное, не только для подсудимых, но и для всей страны решение.

Я знаю, что решения суда по этому делу ждут как в Казахстане, так и за его пределами.

Ждут казахстанские НПЗ, транспортники, недропользователи. Если суд поддержит версию следствия, что компаундирование  не применимо кроме как для производства четырех нефтепродуктов –то все страны работают незаконно:

   -нефть, смешанная в нефтепроводе, теряют свое законное происхождение.

  -НПЗ незаконно делают добавки в битум,незаконно смешивают пропан с  бутаном с целью получения СЛБТ;

-ликероводочные заводы незаконно смешивают воду и этиловый спиртдля производства водки.

Даже Министерство Энергетики, на мое письмо о целесообразности производства судовых топлив из нефти «Жана Макат» ответило, что надо подождать решения суда.

Этого решения суда ждут и иностранные инвесторы, владеющие месторождениями нефти в Казахстане.

Из материалов дела мы видим, что на НПЗ поставлялась нефть с десятка и более месторождений с одинаковым пакетом документов. Если один из этих одинаковых пакетов документов будет признан не соответствующим закону, это будет означать, что и все остальные попадают под сомнение. А ведь на каждом из этих месторождений есть юристы, в т.ч иностранные.

Закон четко разделил документы на подтверждающие качество нефти и  подтверждающие законность  происхождения нефти.

Законодатель их разнес по подпунктам1) и2)статьи закона.

Если суд поддержит версию следствия, которое не видит разницы между этими документами, то вскоре в Казахстане у каждого следователя, у каждого прокурора будет  свой набор удобных ему интерпретаций законов, в зависимости от ситуации или времени года: «ко дню рождения жены», «отпускные», «новогодняя» и т.д.

Чего  будут тогда  стоить наши законы.

Парламент, кстати, тоже ждет решения суда в этой части.

8. Почему нельзя оставлять преступление безнаказанным.

Из материалов дела видно, что в ходе предварительного следствия было совершено несколько уголовно наказуемых правонарушений:

1.Защитник Алпамыс Кужагалиев аргументировано показал суду, что на момент моего задержания не было законных оснований для такого процессуального действия, как и не было законных оснований для меры пресечения-заключения под стражу.

2.Адвокат Сагалиев, приведя доказательства из материалов дела, показал суду, что на почерковедческие экспертизы были отправлены как минимум, три разных экземпляра стандарта на СН «OILBLEND» а в вещдоках мы видим только один, т.е. два были экземпляры –неизвестного происхождения и неизвестно куда делись.

3.Адвокат Сагалиев, аргументировано, по материалам дела показал суду, кто, когда и в каком процессуальном документе приписал Тасмагамбетову показания, которые тот никогда не давал. То есть показания Тасмагамбетова были сфальсифицированы, что подтвердилось в суде.

4.Адвокат Сагалиев показал суду в каком процессуальном документе какой следователь решил, что в РВС№16 находится нефть, а не СН «OILBLEND», хотя до экспертизы было еще три недели. Или этот следователь провидец, или он заранее знал, что отправляет вместо настоящего образца из РВС№16.

Очень сильно разнящиеся результаты анализов жидкости из РВС№16, полученные в Астане и Шымкенте, говорят о том, что образец, отправленный в Астану, был сфальсифицирован.

5.Вещественные доказательства по делу-4 цистерны с СН«OILBLEND» были реализованы без уведомления владельца –это установлено в суде.

Цена реализации в несколько раз ниже себестоимости – преступление коррупционного характера.

6.Представитель потерпевшего Сатенов в суде  сообщил об оказанном  на него давлении со стороны следователя –это тоже уголовно наказуемое правонарушение.

Преступников может остановить только понимание неотвратимости наказания. Поэтому лица, совершившие упомянутое правонарушение, должны быть наказаны.Иначе страна может получить следующее:

1.через некоторое время эти следователи могут стать генералами, и чувствуя свою безнаказанность, могут устроить такое, что всей стране мало не покажется.

2.так как эти правонарушения были обнаружены в открытом судебном заседании, они известны многим. И они могут быть кем-либо использованы для шантажа этих следователей, с целью пробуждения их к новым правонарушениям.

Для пользы страны и для пользы самих этих следователей принцип неотвратимости наказания должен сработать сейчас.

Пока эти люди не наказаны, бизнес в Казахстане не может чувствовать себя спокойно,никто не может чувствовать себя в безопасности.

9.Благодарности.

Это дело началось для нас 7 декабря 2016 года. Прошло уже два года. Два года тяжелых испытаний для моей семьи, для семьи Сергея.

1.Хочу поблагодарить свою семью за заботу и поддержку.

За то, что они мужественно, рассудительно и с британской стойкостью прошли через все испытания. Отдельно хочу поблагодарить супругу за дочь, которая родилась, когда я находился в стенах СИЗО.

Хочу поблагодарить сына Абая- он вернулся в Казахстан сразу после моего задержания, и все это время находился рядом с мамой и малышами.Хочу поблагодарить его университет,компанию DELLOITE- не каждый возьмет на работу сына «главаря» ТПГ.

Хочу поблагодарить сына Тимура, который учится и работает уже два года без выходных.Хорошо зарабатывая как программист встал и фактически заменил меня как кормильца семьи. Хочу поблагодарить компанию Microsoft и Amazon за спонсорство и предоставленную работу.

2.Хочу поблагодарить родных и близких, которые все эти два года рядом со мной, поддерживают меня.

3.Хочу поблагодарить друзей и партнеров,без чьей поддержки было бы очень сложно защищаться -мои личные средства закончились еще год назад.

4.Хочу поблагодарить адвокатов за их профессиональную работу,за принципиальность, за проявленные человеческие качества.

5.Хочу поблагодарить представителя потерпевшего Сатеноваза ответственную гражданскую позицию.

6.Хочу также выразить благодарность суду, за предоставленную возможность ознакомится с  вещественными доказательствами и верю, что решение суда будет законным и справедливым.

10.Заключение.

1.   В заключении хочу сказать, мне ничего компрометирующего про  «большую рыбу» не известно.

Если мы со следствием подумали про одного и того же человека, то я его за 10 лет видел только 1 раз, и то на многолюдном мероприятии.

Если бы какая-нибудь «большая рыба» помогала проекту «Актобе нефтепереработка», то у проекта не было бы проблем с загрузкой, оборотными средствами и т.п.

2   Век бензина заканчивается –к 2025 году в Казахстане будут востребованы дизтопливо и авиационный керосин. Из нефти будут извлекаться эти две фракции на Атырауском НПЗ, остальное будет сливаться в экспортную трубу, так как нет у нас большого рынка, а мир будет уходить от углеводородного топлива.

Мы просто опередили время – вспомните этот процесс в 2025 году, обязательно вспомните.

Уходя в совещательную комнату, судья специализированного межрайонного суда по уголовным делам Актюбинской области Сабыров А.Б. назначил оглашение приговора на 12 декабря 2018 года в 10-30 часов.

Источник: Гипотеза

©1info.net