Владимир Хотиненко: Идея мироустройства пропала – все темы закрыли деньги

Режиссёр Владимир Хотиненко когда-то начинал ассистентом Никиты Михалкова. Уже 35 лет снимает фильмы самостоятельно.

Об этом сообщает http://portal-jp.com

Его работы часто вызывают споры. Сам Владимир Иванович считает, что это хорошо.

О своём отношении к Ленину, о смуте в стране и о том, как служил конвоиром, Хотиненко рассказал «Собеседнику».

даты биографии

• 1952 – родился 20 января в Славгороде (Алтайский край)
• 1976 – с отличием окончил Свердловский архитектурный институт
• 1981 – окончил Высшие курсы сценаристов и режиссёров (мастерская Н. Михалкова)
• 1984 – как режиссёр дебютировал в кино с фильмом «Один и без оружия»
• 1995 – Гран-при жюри Международного кинофестиваля в Монреале (фильм «Мусульманин»)
• 2017 – вошел в состав Общественной палаты РФ

В России не было спокойных времен

– Владимир Иванович, недавно прошел в прокате ваш фильм «Ленин. Неизбежность». Как зрители восприняли картину?

– Конечно, отношение разное, как и разное отношение к самому Ленину. Я показывал этот фильм не только у нас, но и за границей: в Германии, в Праге, в Лондоне, в Нью-Йорке… Везде были дискуссии со зрителями, и это очень интересно. Если бы к Владимиру Ильичу относились все только позитивно, то и никакого разговора не получилось бы. Дискуссия возможна только тогда, когда есть конфликт. Думаю, эти разговоры не скоро утихнут.

Кстати, обнаружил, что в Германии интерес к персоне Ленина и к тем событиям больше, чем у нас. И это понятно, хотя считаю, что роль Германии в революции сильно преувеличена. И то, что Ленин – немецкий шпион, тоже я бы не стал утверждать. Конечно, немцы вкладывались в революцию. Это естественно, ведь им нужно было Россию выбить из войны.

– Вы не раз называли Ленина великим. Почему?

– Конечно, великий. Можно отрицательно к нему относиться, но сути это не меняет. Его даже великим злодеем неправильно было бы называть. Очевидно, что та революция – трагическая страница в истории. Но, думаю, вполне логично, что такое испытание было послано России. Если мы полистаем страницы российской истории, то можно отметить, что у нас практически никогда не было спокойных времен.

К сожалению, в нашем социуме утеряно понимание масштаба этого события и масштаба личности Владимира Ильича. Дело не в том, хороший Ленин или плохой. У него есть фанаты, бурлят споры – выносить его из мавзолея или не выносить. Но все это условные игры.

Тенденция сегодняшнего мироощущения – потеря масштаба явления, потеря масштаба идей. Ведь тогда идея социального равенства охватила весь мир. А сейчас таких идей не стало. Почему процветает терроризм? Потому что это конкретная идея – борьба за что-то. Например, есть европейская идея – борьба за толерантность, но она из разряда «на безрыбье и рак рыба». Это все не великие идеи, а частные вопросы, которые можно решать без шума, спокойно, естественным путём. А вот идея мироустройства пропала. Сегодня все темы закрыли деньги.

– Разве революция – это не разрушение?

– Конечно, эволюция предпочтительней, но, к сожалению, человеческая природа не предполагает идеального мироустройства. А идея социального равенства, справедливости актуальна во все времена. Вопрос другой: она по-разному принимается. Но под одним эпиграфом: благими намерениями вымощена дорога в ад.

По причине природы человеческой равенства на земле быть не может. Да, идея есть, но, когда её начинают осуществлять простые люди, она извращается. Сама мысль о равенстве не умерла. Посмотрите, что творится во Франции или в Чили – это же все социальные протесты. Мне кажется, сегодня желание всех уравнять – это нелепо и абсурдно. Все люди индивидуальны независимо от нации, и нам надо учиться жить вместе по-человечески.

Мне судьба позволила досконально изучить какие-то вехи нашей истории. Когда снимаешь фильм о чем-то, то полностью погружаешься в материал. Это значит, что я в этом времени «прожил». Когда-то снимал картину «1612: Хроники Смутного времени» и могу сказать, что смуту, то есть отсутствие легитимной власти, мы переживали несколько раз.

Стыдно перед врачами и учителями

– А сегодня не период смуты? Мне кажется, недовольство властью возрастает…

– Я бы не стал называть это смутой… Человеку не нужны внешние катаклизмы, он сам себе может все испортить. В этом наша природа, что ли. Например, вспомните фотографии и видео, где изображены горы мусора в океане. И это все делает человек.

Да, в нашей стране сейчас несусветный разрыв между бедными и богатыми. Волосы дыбом встают, когда узнаешь, какие зарплаты у врачей или учителей в провинции. И мне становится стыдно перед этими людьми. Но все отобрать и поделить – это мы уже проходили, и, как все поняли, такой метод не очень работает.

Если богатый человек достойный, он сам будет находить возможность, чтобы помочь. К сожалению, таких не больше десяти процентов. Остальные только хапают. Но как исправить ситуацию? На этот вопрос у меня прямого ответа нет.

– Может, власть потакает богатым людям? Посмотрите, кто «при деньгах»: люди, близкие к представителям власти.

– Ну зачем так упрощать?! Думаете, власти нужна эта социальная напряженность?! С другой стороны, у нас же рыночное существование, то есть выживает сильнейший.

А социальные протесты – явление естественное и правильное. В них нет ничего революционного. Но никто не может ничего вразумительного предложить. К примеру, было много споров о Белом движении и о красных. Почему красные тогда победили? А им просто было что предложить, было за что бороться. А Белое движение оказалось разрозненным, у каждого из них были разные идеи. И только одно желание: вернуть, как было. Но нельзя вступить дважды в одну реку.

– Вы сказали: никто не может ничего предложить. А если нет трибуны, чтобы выслушали предложения?

– Нет трибуны?! Это при наличии интернета?! Пока он в стране есть, говорить о несвободе слова глупо. И потом, где же прозвучали идеи так называемых оппозиционеров? Говорят о честных выборах. Так во всем мире в этом плане есть несправедливость. Думаю, в современном мире демократические выборы в принципе невозможны, везде манипуляции. Я вообще не верю ни в какие выборы, это определенная игра. Разве простой человек может победить? Побеждают только деньги. Ещё Достоевский в романе «Подросток» писал о царстве денег. Придут новые люди к власти и попадут в ту же системную ловушку.

Пока снять кино о Путине невозможно

– Владимир Иванович, искусство может повлиять на социум?

– Считаю, что нет, оно может повлиять только на отдельного человека. Сколько прекрасных произведений литературы написано, сколько хорошей музыки… И что? Человек за эти века изменился? Нет, и в этом проблема. У человека появляются в руках все более опасные игрушки, но он-то не стал лучше и умнее. И проблемы-то решаем по-прежнему: образно говоря, ножом и дубинкой. В редких случаях можем договориться.

Вот сейчас мне любопытно, чем все закончится на Украине. Пока это трагикомедия: человек сыграл в кино роль – и стал президентом. Он попал в чудовищную переделку, мне иногда даже жалко его. Своих собственных интеллектуальных ресурсов, базовых знаний у него нет.

Команда? Да там какая-то команда КВН.

– О ком из политических деятелей вы бы ещё сняли кино?

– Список будет длинный. Главное – найти, кто мог бы хорошо написать сценарий. И потом, тема Ленина для меня не закрыта, я мог бы ещё попробовать показать какой-то период его жизни. Например, жизнь Владимира Ильича после революции, когда, собственно, и началась настоящая драма.

– Иосиф Сталин?

– Нет, он меня не интересует. У меня нет к нему никакого интереса.

– А Владимир Путин?

– Безусловно, интересно, но, думаю, пока невозможно по очень многим обстоятельствам. Нужно, чтобы время прошло.

«Рублев» Тарковского был госзаказом

– Насколько государство должно влиять на творчество художника?

– Госзаказ возможен, но вопрос в том, что художник дальше с этим будет делать. Если «что изволите», то никогда никакого художественного произведения не получится. И в Советском Союзе существовало такое понятие, как госзаказ. Это означало, что проекту уделялось особое внимание, денег больше выделялось. «Андрей Рублев» Тарковского – это был госзаказ, и таких примеров масса. Понимаете, художнику делается предложение, а дальше уже его воля: принимать эти правила игры или нет.

– У вас были случаи, когда отказывались работать над проектом, который предлагало государство?

– Конечно, были, но я отказывался не из-за каких-то убеждений. Я смотрел: есть интересный материал или его нет. Условно говоря, по госзаказу я делал только фильм «1612». Но ведь я сам хотел снять про Смутное время. А тут подвернулся такой случай.

Недавно смотрел передачу про «Сибириаду» Кончаловского. Это же тоже был госзаказ. И Андрон взялся, потому что хотел сделать панораму этой сибирской жизни. Ему удалось, он сделал человеческую историю.

– Вы же член Общественного совета при Министерстве культуры, который решает, на какой фильм государство даст деньги?

– Да, и если откроете список фильмов, на которые государство выделяет средства, то увидите, что список этот разнообразный. И далеко не все вписывается в рамки так называемого госзаказа.

– Взять, к примеру, Никиту Михалкова, с которым вы когда-то работали. Его последние кинокартины в прокате, мягко скажем, не окупаются. Правильно ли выделять режиссёру государственные деньги, если они проваливаются, как в бездну?

– А почему искусство обязательно должно быть коммерческим продуктом? И потом, сами знаете послужной список Никиты Сергеевича. Он – художник, вне всякого сомнения, и это позволяет предполагать, что он может сделать хорошее кино.

Вот не так давно мне передали один проект, чтобы я его закончил. И передали с большими долгами. Так я крутился, как электровеник, чтобы эту сумму вернуть. И ни моя фамилия, ни какие-то связи не имели значения, хотя, честно говоря, думал, что долг мне простят. Но – нет.

– Если вернуться к вашему фильму о Ленине… В прокате он собрал в районе 1.900.000 рублей. Это много или мало?

– Конечно, мало. Но сам фильм недорого стоил. У инвесторов я попросил деньги только на монтаж. На отснятом материале для сериала, который шел по каналу «Россия 1», сделали полноценный фильм. Я не могу считать эту картину коммерческим провалом. Фильм продали в разные страны, на медиаплатформы – он уже полностью себя окупил. Здесь у меня совесть чиста.

Убить человека, наверное, смог бы

– Вас иногда можно увидеть среди гостей в различных политических шоу. Зачем вам это надо?

– Я там бываю крайне редко и участвую, только если тема меня всерьёз интересует. Люди, которые смотрят наши рассуждения на экране, разные. Кто-то сомневается, пытается понять происходящее вокруг, ему интересны любые мнения, чтобы самому потом сделать выводы. Понимаете, лично я делаю своё дело для укрепления человека в этой кажущейся бессмыслице жизни.

– В этих ток-шоу ругают разные страны, но часто умалчивают о проблемах у нас…

– Знаете, обидно, когда за границей к нам относятся чудовищно поверхностно. Ведь там до сих пор многие верят, что у нас по улицам медведи ходят. Это смешно, нелепо, но они так думают.

Во все времена были желающие отобрать какую-либо территорию у нас. У нас же гигантская по размерам страна. Думаю, это пространство влияет на наших людей, как аккумулятор. Все зависит от того, как использовать его.

В книге писателя Алексея Варламова «Мысленный волк», которую я давно хочу экранизировать, есть замечательный персонаж, считающий, что вот это пространство – это ковчег, на котором спасутся все. И эта теория мне близка и понятна.

– Я прочитал одну историю из вашей жизни, когда, будучи на службе в армии, вы были конвоиром зэков. Однажды на зоне случился бунт, и вас поставили в оцепление, но к автоматам не выдали патронов. И вы признались, что тогда пожалели об этом: мол, хотелось стрелять. Всегда пытался понять, что за ощущение – желание выстрелить в человека?

– Нет, у меня не было желания убивать, я думал о том, как защититься. Это как чувство жажды или голода. Там опасность висела в воздухе. Зона горит, зэки вырезают друг друга.

Но я вспоминаю и другую ситуацию. Мы едем в вагоне, заключённые спят, а я хожу по коридору. На ремне ощущаю тяжесть пистолета Макарова. И вдруг ловлю себя на мысли, что чувствую своё превосходство перед этими людьми. И это меня смутило, сейчас стыдно вспоминать. Но, видимо, та ситуация была мне нужна, чтобы понять что-то важное…

А убить человека, наверное, смог бы при каких-то экстремальных обстоятельствах. Например, если нужно было бы защитить свою семью.

* * *