Битва за безмолвие. В поисках византийства

Издательство «Директ-медиа» представляет книгу историка Дмитрия Тараторина «Битва за безмолвие. В поисках византийства».

Об этом сообщает База компромата

В книге впервые история этой державы рассматривается не просто как череда сменяющих друг друга династий, переворотов, заговоров и войн, но как тысячелетняя духовно-политическая борьба. В её основе часто лежали отнюдь не только стремление к власти и доминированию, но альтернативные богословско-идеологические концепции. Заметное место в исследовании занимает осмысление крестовых походов в контексте византийской истории. В частности, даётся подробный «нестандартный» анализ событий, предшествовавших взятию «латинянами» Константинополя. Новаторски рассмотрены гражданские войны середины XIV века. Традиционно они представляются как знак заката и распада Византийской цивилизации. Между тем исход этой «богословской» войны предопределил дальнейшее развитие всего православного мира, в том числе и России.

Взаимосвязям, сходству и различиям Второго и Третьего Рима в исследовании также уделяется пристальное внимание. Что позволяет выявить моменты как преемственности, так и глубокого несходства двух великих империй. Отдельно рассмотрен слабо освещенный в исторической литературе вопрос, связанный с истоками Руси, — становление и гибель готской «империи» Эрманариха, роль готов в падении Западной Римской империи и формировании основ европейской цивилизации, их взаимодействие и противостояние с Византией.

Предлагаем ознакомиться с фрагментом книги.

После падения Константинополя, а потом ещё и женитьбы великого князя Московского Ивана III на племяннице последнего императора ромеев Софье Палеолог идея эта в формате «Москва — Третий Рим» «поселилась» в России. Ну, а после провозглашения её империей самодержцы стали присматриваться и к Риму Второму, на предмет возрождения Византии. Тем более что в преемственность по отношению к ней верили и монархи, и русские мыслители. «Конечно, при виде нашей гвардии (la guarde), обмундированной и марширующей (marschieren) по Марсову полю (Champ de Mars) в Санкт-Петербурге, не подумаешь сейчас же о византийских легионах. При взгляде на наших флигель-адъютантов и камергеров не найдёшь в них много сходства с крещеными преторианцами, палатинами и евнухами Феодосия или Иоанна Цимисхия. Однако это войско, эти придворные (занимающие при этом почти все политические и административные должности) покоряются и служат одной идее царизма, укрепившейся у нас со времен Иоаннов, под византийским влиянием», — писал Константин Леонтьев. При этом он же отмечал и то, что отличало самодержцев от василевсов: «Русский царизм к тому же утвержден гораздо крепче византийского кесаризма и вот почему: Византийский кесаризм имел диктаториальное происхождение, муниципальный избирательный характер. Цинциннат, Фабий Максим и Юлий Цезарь перешли постепенно и вполне законно сперва в Августа, Траяна и Диоклетиана, а потом в Константина, Юстиниана, Иоанна Цимисхия. Сперва диктатура в языческом Риме имела значение законной, но временной меры всемогущества, даруемого священным городом одному лицу; потом посредством законной же юридической фикции священный город перенес свои полномочные права, когда того потребовали обстоятельства, на голову пожизненного диктатора-императора…. Условия русского православного царизма были ещё выгоднее. Перенесенный на русскую почву, византизм встретил не то, что он находил на берегах Средиземного моря, не племена, усталые от долгой образованности, не страны, стесненные у моря и открытые всяким враждебным набегам… Нет! Он нашел страну дикую, новую, едва доступную, обширную, он встретил народ простой, свежий, ничего почти не испытавший, простодушный, прямой в своих верованиях. Вместо избирательного, подвижного, пожизненного диктатора византизм нашел у нас Великого Князя Московского, патриархально и наследственно управлявшего Русью. В византизме царила одна отвлеченная юридическая идея: на Руси эта идея обрела себе плоть и кровь в царских родах, священных для народа. Родовое монархическое чувство, этот великорусский легитимизм был сперва обращен на дом Рюрика, а потом на дом Романовых».

Леонтьева тревожило увлечение русской образованной публики «славянством». В этом он видел тревожный симптом отказа от великой идеи православной империи. И он не уставал увещевать своих читателей: «Византизм дал нам всю силу нашу в борьбе с Польшей, со шведами, с Францией и с Турцией. Под его знаменем, если мы будем ему верны, мы, конечно, будем в силах выдержать натиск и целой интернациональной Европы, если бы она, разрушивши у себя всё благородное, осмелилась когда-нибудь и нам предписать гниль и смрад своих новых законов о мелком земном всеблаженстве, о земной радикальной всепошлости! …Известно, что многие крестьяне наши (конечно, не все, а застигнутые врасплох нашествием) обрели в себе мало чисто национального чувства в первую минуту (речь о войне 1812 года — Д. Т.). Они грабили помещичьи усадьбы, бунтовали против дворян, брали от французов деньги. Духовенство, дворянство и купечество вели себя иначе. Но как только увидали люди, что французы обдирают иконы и ставят в наших храмах лошадей, так народ ожесточился и всё приняло иной оборот. К тому же и власти второстепенные были тогда иные: они умели, не задумываясь, обуздывать неразумные увлечения.

А чему же служили эти власти, как не тому же полувизантийскому царизму нашему? Чем эти низшие власти были воспитаны и выдержаны, как не долгой иерархической дисциплиной этой полувизантийской Руси? Что, как не православие, скрепило нас с Малороссией? Остальное все у малороссов, в преданиях, в воспитании историческом, было вовсе иное, на Московию мало похожее». Важно отметить, что в последние годы своей бурной жизни Леонтьев жил у стен Оптиной пустыни и был духовным сыном знаменитого старца Амвросия. Оптина во второй половине XIX века стала духовным центром России. Кто здесь только не бывал! Мыслители-славянофилы — Аксаков, Киреевский, Хомяков; столпы русской литературы — Гоголь, Достоевский, Тютчев, Тургенев и даже Лев Толстой (чуть не отрекшийся здесь от своих еретических взглядов); многие представители Дома Романовых… всех великих и влиятельных не перечесть. Но вот что часто упускают из вида. Оптина — это тоже наше «византийство». В сороковых-пятидесятых годах XIX века на Святой горе Афон пребывал выходец с Украины, монах Паисий Величковский. Там он обрел учителей-исихастов и впоследствии, перебравшись в Молдавию, создал там в Нямецком монастыре центр этой древней византийской молитвенной практики. И именно его деятельность стала мощным импульсом к возрождению подлинно духовной иноческой жизни в России, где после гонений Петра I на монашествующих ситуация в этой сфере была довольно безрадостная. Так вот, и традиция Оптинского старчества была заложена учениками учеников преподобного «византийца» Паисия.

Как раз на те годы, когда разворачивалась духовная деятельность этого старца, приходится попытка реализации абсолютно материального «греческого проекта» Екатерины Великой. Впрочем, как утверждали сподвижники Петра I, изначальная идея принадлежала ему, а государыня-императрица лишь глубоко ею прониклась. В один из дней рождения наследника престола Павла Петровича фельдмаршал Миних публично озвучил следующее: «Я желаю, чтобы, когда великий князь достигнет семнадцатилетнего возраста, я бы мог поздравить его генералиссимусом российских войск и проводить в Константинополь, слушать там обедню в храме Св. Софии. Может быть, назовут это химерою… Но я могу на это сказать только то, что Великий Пётр с 1695 года, когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из вида своего любимого намерения — завоевать Константинополь, изгнать турок и татар и на их месте восстановить христианскую греческую империю». Первая попытка Екатерины поучаствовать в греческих делах была не слишком удачной. Впрочем, не столько для неё, сколько для самих греков.

В ходе русско-турецкой войны 1768–1774 годов была задумана экспедиция Балтийского флота в Средиземное море для внезапного удара по турецким тылам. Для усиления эффекта и предполагалось спровоцировать греческое восстание. Проектом занялся Алексей Орлов. Впрочем, он, похоже, понимал свою задачу более масштабно. В письме брату Григорию он так излагал своё виденье: «Если уж ехать, то ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых от ига тяжкого. И скажу так, как в грамоте государь Пётр I сказал: а их неверных магометан согнать в степи песчаные на прежние их жилища. А тут опять заведется благочестие, и скажем слава Богу нашему и всемогущему». А вот государыне Григорий Орлов сформулировал идею куда скромнее: «Послать, в виде вояжа, в Средиземное море несколько судов и оттуда сделать диверсию неприятелю». То есть греков обнадеживали по первому варианту, а в реальности Россию вполне устраивала и просто «диверсия». И она вполне удалась. В Чесменском морском сражении турецкий флот был разгромлен. Однако сухопутные силы, которые были направлены в помощь греческим повстанцам, исчислялись буквально десятками человек, чего, конечно, было явно недостаточно для того, чтобы оказать реальную помощь героическим, но не слишком дисциплинированным клефтам. В итоге, после того как русский флот, решив свои задачи, покинул Средиземное море, повстанцы остались один на один с превосходящими силами карателей. На Пелопоннес были посланы албанцы-мусульмане, которые после поражения восстания ещё несколько лет буквально терроризировали местное население. Но Екатерина решила, что греки сами виноваты в своей неудаче, поскольку сам Орлов представил дело таким образом. Соответственно, императрица вовсе не закрыла после этого «греческий проект», а лишь отложила до лучших времен, когда Россия сможет его реализовать, собственно, и без участия самих греков. Всерьёз об этом государыня задумалась после присоединения к России Крыма. Беспримерный вояж во вновь приобретённую губернию Екатерина совершила с января по июль 1787 года. Императорская свита составляла около трёх тысяч человек. Екатерина II ехала в карете на 12 персон, запряженной 40 лошадьми. Её сопровождали придворные, прислуга, а также представители иностранных дипломатических миссий. Принять участие в инспекции южных провинций были приглашены послы Австрийского, Английского и Французского дворов.

По дороге к Екатерине присоединился сам император Австрии Иосиф II. Заметим, отнюдь не из праздного любопытства. У государыни был к нему серьёзный разговор. И вот как раз увиденное им в ходе поездки, должно было, по замыслу Екатерины и Потемкина, повлиять на его решение по крайне важному вопросу. Подлинное мастерство постановщика незабываемых шоу Потемкин проявил в Севастополе. Подъехав на вершину горы, где сейчас расположен Инкерманский маяк, гости были приглашены в небольшой деревянный дворец. Во время торжественного обеда, под звуки прекрасной музыки, двери балкона внезапно отворились и присутствующие увидели величественное зрелище — лежащий на противоположном берегу бухты город и Севастопольскую гавань. Граф де Сегюр писал: «Мы увидели в гавани в боевом порядке грозный флот, построенный, вооруженный и совершенно снаряженный в два года. Государыню приветствовали залпом из пушек, и грохот их, казалось, возвещал Понту Эвксинскому, что есть у него повелительница и что не более как через 30 часов корабли Ея могут стать перед Константинополем, а знамена её армии развеваться на стенах его». Интересно, что об этом же подумал австрийский император. Вот что написал Иосиф II в письме фельдмаршалу графу фон Ласси: «Надобно сознаться, что это было такое зрелище, красивее которого трудно пожелать. Севастополь — красивейший порт, какой я когда-либо видел… Судите же, мой любезный маршал, на какие неприятные размышления всё это должно наводить моего собрата— повелителя правоверных, который никогда не может быть уверен, что эти молодцы не явятся, не ныне завтра, разгромить у него окна пушечными выстрелами».

Действительно император всё понял правильно. Именно о своём «Греческом проекте» с ним позже беседовала Екатерина. Её и Потемкина план сводился ни много ни мало к возрождению Византийской империи. Замысел был таков: совместными усилиями России и Австрии разгромить Османскую империю и на её обломках возродить древнюю православную греческую державу. При этом Екатерина подчеркивала, что Россию не интересуют новые территориальные приобретения. Она просто желает видеть своего внука Константина императором возрождённой Византии. Это славное имя ему было дано, конечно, не случайно. Более того, с раннего детства его учили греческому языку, готовя к великой миссии. Но замысел не был реализован. Англия и Франция выступили резко против этого замысла. Они слишком опасались усиления России. Тем не менее Екатерина до конца своих дней не отказывалась от «греческого проекта». В своём кратком завещании, относящемся к 1792 году, она писала: «Мое намерение есть возвести Константина на престол Греческой восточной империи». Однако у её наследников этого намерения уже не было. Например, Александр I в личном письме султану Селиму III в 1805 году уверял его в том, что он совсем не чета своей бабке, которая до конца своих дней не расставалась с идеей ликвидировать Османскую империю. А он, напротив, сторонник дружеских и конструктивных отношений. Свою искренность он, впрочем, доказал, отказавшись поддержать этеристов. Николай I в 1853 году уверял британского посла сэра Гамильтона-Сеймура, что, опять же, в отличие от Екатерины II, у него нет никаких «византийских» планов. Характерно, что и Александр II, когда во время русско-турецкой войны 1877–78 годов, которую Россия вела за освобождение Болгарии, получил реальный шанс взять Константинополь, им не воспользовался.

«Политика наша после Крымской войны приняла характер более племенной, чем вероисповедный, — более эмансипационный, чем национально-государственный. Православие есть нерв русской государственной жизни, — поэтому и на юго-востоке, ввиду неотвратимого нашего к нему исторического стремления, важнее было поддерживать само Православие, чем племена, его кой-как исповедующие. Вышло же наоборот потому, что в самих правящих наших сферах было мало истинной религиозности», — такой вывод относительно имперской политики второй половины XIX века сделал последовательный «византиец» Константин Леонтьев. И действительно, уже через несколько десятилетий «племенная» ориентация приведет и саму Российскую империю к катастрофе.

Источник: “http://polit.ru/article/2020/06/13/ps_taratorin/”